— Когда приезжаешь в Махачкалу, первым делом обращаешь внимание на дикую застройку, при которой дома буквально налеплены друг на друга.

— К сожалению, в свое время у нас создали множество проблем, и теперь самим же придется все это разгребать. Если мы говорим о застройке той же Махачкалы, это же не одно лицо начудило: выписывало разрешения, строило, потом вводило в эксплуатацию сооружения незаконно. Это отработанная схема, в которой участвовали, в том числе, и те граждане, которые в этих домах сейчас проживают. При альтернативе пойти по этому пути или по другому они выбрали тот, который сегодня заставляет нас сделать назад несколько шагов, чтобы все это вернуть в законное русло. Другой пример — Избербаш. В нем есть водовод, но нет воды, потому что этот водовод весь испещрен врезками, и вода в летнее время разбирается по приусадебным участкам. То есть люди страдают от того, что сами создают. Таких нехороших историй много, и для людей сегодня очень важно перейти от них к нормативу, по которому они смогут жить, развиваться и зарабатывать. Причем зарабатывать очень хорошо, потому что в Дагестане для этого есть все условия. И все условия для того, чтобы регион из дотационного стал донорским, как это было на рубеже 1980–90-х годов.

— Но пока люди не платят за газ, электричество, воду…

— Здесь совершенно другая история — огульно обвинять людей совершенно неправильно. Я этой темой занимался, когда еще был полпредом. Проблемы у крупных поставщиков энергоресурсов возникают не только из-за неплатежей населения. Мы посчитали, что здесь по различным периодам в среднем платежеспособность населения достигает 70%, это, в общем-то, показатель, сопоставимый с другими регионами. Люди платят, не платят организации. Огромные задолженности перед поставщиками образовались, например, у организаций, которые занимаются сферой ЖКХ. У водоканалов долги накапливаются в геометрической прогрессии. Сегодня основным поставщиком газа в Дагестан является «Газпром», но при этом он владеет только 16% газового имущества — оборудования и сетей. Все остальные — у других участников рынка, муниципалов, есть даже бесхозные сети. Похожая ситуация и с «Россетями». Я не буду сейчас говорить, выгодно это было кому-то или невыгодно, пусть в этом разбираются те, кому положено в этом разбираться. Эта история сложилась, и естественно, все эти платежи зависают на этих разного рода уровнях. А когда кто-то платит, а кто-то нет, и развивается вся эта ситуация. Естественно, проще всего сказать, что это население у нас такое неразумное. Хотя и с населения тоже нельзя снимать ответственность. Есть, к примеру, домовладения, подключенные к газу и току, а рядом ставится теплица, и от этого дома к ней, минуя счетчики, подводятся энергоресурсы. А еще сосед бесплатно подключился… Объективности ради скажу, что такие истории происходят и в других регионах. То есть существует целый комплекс проблем, который породил задолженность Дагестана перед компаниями, составляющую порядка 27 млрд руб.

— Как исправить ситуацию?

— Просто так это не сделаешь. Надо выверить экономику, надо все это вывести на бюджетное планирование… Например, мы планируем создать республиканскую организацию «Дагводоканал», чтобы через нее уже вести чистую, прозрачную работу.

— Такая же работа ведется по другим должникам?

— Соответствующие предложения поступили от нас «Россетям», причем с «дорожной картой», «Газпрому». Проблема в том, что сначала надо разобраться с неплательщиками внутри республики, все оформить и переоформить. И как правило, больше половины этих историй требуют судебного разбирательства. Для того чтобы собрать документы, передать их в суд и добиться решения, к сожалению, требуется много времени. Но другого пути просто нет, потому что действовать по беспределу нельзя, так как в ответ получит такое же неадекватное решение и его последствия.

— Борьба с коррупцией в Дагестане велась при вашем предшественнике и до него, но результатов не видно.

— Коррупция — это не какая-то видимая цель, которую надо поразить, и все, ее не будет. К сожалению, коррупция здесь заполонила сознание людей — многие сегодня понимают, что давать взятки неправильно, но они не видят другого выхода, считая, что не давать нельзя.

Бюрократия, отсутствие нормальных взаимоотношений между людьми создают предпосылки для того, чтобы решать вопросы незаконным путем.

— В Дагестане долгие годы должности распределялись по национальному признаку, родству или за взятки. Удалось изменить эту систему?

— Действительно, за назначение некоторых чиновников, особенно в районах, платили солидные деньги, которые они потом возвращали либо земельными участками, либо субсидиями на сельскохозяйственную деятельность. При этом нужно учитывать кавказские традиции и менталитет, в соответствии с которыми человек, устроившийся на какую-либо влиятельную должность, обязан всем своим родственникам помогать.

Когда на Совбезе один из чиновников, нечасто бывающий в СКФО, в очередной раз заговорил о клановости, я предложил навсегда закрыть эту тему.

Если родственник, допустим, является старшим чабаном, и он всех остальных подтянул, чтобы они тоже были чабанами, это клановость? Клановость! Это хорошо или плохо? Хорошо. А в спорте, правоохранительных органах, на производстве?

Многие путают клановость и конфликты интересов, которые могут возникнуть из-за нее, с династиями. У меня, например, дед офицер, отец офицер, я офицер, сын офицер и внук, наверное, будет офицером. Или он должен идти работать шофером или программистом, если все остальные в семье военные? Или взять врачей, сколько у нас хороших династий, когда отец, допустим, главный врач, а сын или дочь идут к нему в клинику работать хирургами, так как он его или ее в операционной учит все правильно делать… Также и здесь, в Дагестане — проблема не в клановости, а в действиях, которые эти люди совершают.

— Если вам, допустим, позвонят из Москвы и попросят кого-нибудь взять на должность?

— Будете удивлены, но мне обычно не звонят, а если позвонят, почему бы и нет. Ведь человек идет не по звонку, а по рекомендации. И основанием для его приема на службу являются не национальный признак, слова просителя, а собственная работоспособность и профессионализм. Ну и конечно, чистота — перед назначением обязательная проверка.

— Возглавив Дагестан, сколько человек вы оставили на местах из команды предшественника и сколько привели с собой?

— Со мной вообще никто не пришел, потому что как бы там давно ни говорили о моем потенциальном назначении в Дагестан, оно все равно состоялось в какой-то степени неожиданно. И потом, я прекрасно понимаю, что колонной строить и за собой в Дагестан везти нельзя. Потому что если люди не знают особенностей и менталитета Дагестана, они тут такого наворотят! А во-вторых, что бы там ни говорили про команды моих предшественников, тех, кто вчера работал, их тоже нельзя из шланга смывать.

Когда я пришел и начал разбираться с руководством, понял, что будет уходить премьер и глава администрации, и начал искать им замену. Кабинет формировался поэтапно. Что бы там ни говорили и ни писали, никаких массовых сносов не было.

— Насколько безопасно сейчас в республике?

— До 2017 года тревожно было. Потом центр активности боевиков постепенно переместился в Южный Дагестан, где в связи с этим проводились масштабные специальные операции. Четырех лет не прошло, но здесь все уже вздохнули с облегчением. Во-первых, люди устали жить под этим бременем, и бандформирования, которые раньше находили определенную поддержку у определенной опять же части населения, перестали существовать. Во-вторых, что бы там ни говорили, прежний уровень социально-экономических отношений в Дагестане сильно поменялся. Люди, как и в других регионах, несмотря на все трудности, стали жить лучше. И люди в Дагестане, поняв, что не все зависит от лесных идеологов, просто стали от них отталкиваться. Я считаю, что это главная победа, потому что как только бандподполье перестает ощущать поддержку местного населения, оно сдыхает само. Ну и конечно, высокий профессионализм, опыт всего профильного силового блока.

Точечные спецоперации, системная работа ФСБ и полиции, это все привело к тому, что, на мой взгляд, сейчас говорить о наличии банподполья в Дагестане просто нет смысла, так как его физически не существует.

При этом мы не исключаем, что от этих старых историй могли остаться какие-то ресурсные базы — блиндажи и схроны, поэтому и проводится профилактическая работа. Зоны действия КТО периодически объявляют для того, чтобы провести там поисковые операции. Все делается в соответствии с законом о противодействии терроризму, с постановкой в известность глав муниципальных образований.

Большую роль сыграло и то обстоятельство, что наиболее радикальная часть жителей не только Дагестана, но и всего Северного Кавказа с 2011 по 2014 годы уехала на Ближний Восток. Причем наиболее активные и подготовленные. И очень четко отработала тогда наша правоохранительная система, потому что как только эти люди возвращались, их вычисляли и привлекали к уголовной ответственности.

По уровню преступности мы находимся на самых последних местах в России. У нас даже самое низкое число мошенничеств на душу населения.

— А как обстоят дела с бизнесом, с привлечением инвестиций?

— На встречах с бизнесменами, в том числе в Москве, обсуждаются различные варианты их участия в развитии республики. Есть предложение, чтобы каждый из них помог своему родному селу. Здесь важно избежать дисбаланса, потому что одни могут дворцы построить, а у других только на забойный пункт для скота хватит. Поэтому на переговорах речь идет об инвестиционных программах, государственном партнерстве, в том числе в области развития туризма. И я думаю, что это получится, потому что потенциал огромный.

— Новый терминал в махачкалинском аэропорту из этой истории?

— Аэропорт — это Сулейман Абусаидович Керимов. Это вообще отдельная тема, я бы его не вносил в общий перечень тех людей, с которыми мы сегодня работаем, потому что Сулейман давно и постоянно помогает Дагестану. И у него не только аэропорт, у него программа по восстановлению исторической части Дербента, он занимается развитием спорта, а также социальными программами, которые, как правило, не афишируются.

— Один из его проектов — футбольный клуб «Анжи» — явно не удался.

— А я, поднимая две руки вверх, говорю, что удался. Когда Сулейман Керимов приобрел «Анжи», в Дагестане была довольно сложная обстановка. Но люди пошли не в лес, а на футбол. Ездили за любимой командой по всей стране и увидели, что Дагестан может быть совершенно другим.

— В этом году в Дагестан приехало рекордное количество туристов. Все ли устроило ваших гостей?

— В этом году количество туристов увеличилось примерно на 20%, и к новому году мы примем около миллиона человек. Могли и больше, но к подобному потоку республика пока не готова: нет необходимого количества гостиниц и других мест, где могли бы остановиться гости, возникнет транспортный коллапс, потому что дороги и стоянки у нас не резиновые. Поэтому в Дагестане и принимаются экстренные меры по созданию туристической инфраструктуры.

— На первом месте, наверное, очистка Каспия?

— Море нужно чистить в Махачкале и Каспийске. В следующем году мы планируем начать строительство коллектора, чтобы избежать попадания сточных вод в море. Предстоит огромный объем работ, которыми по какой-то причине раньше никто не занимался. А инфраструктурный кредит в 10,5 млрд руб., который нам выделяется до 25-го года, мы планируем потратить на то, чтобы подать людям воду, потому что по сути дела ни один населенный пункт в Дагестане сегодня нормально водой не питается.

— Пандемия коронавируса застала республиканские власти врасплох, пришлось даже обращаться за помощью к военным, а как сейчас обстоят дела в Дагестане?

— Какие-то прогнозы делать сложно и преждевременно, но по количеству заболевших мы достаточно уверенно пошли вниз. Вот сейчас на заседание оперативного штаба опаздываю. Буду требовать, чтобы они доводили людям всю статистику, а дальше пусть они сами выводы делают. И когда нам говорят, что ничего страшного не происходит, и требуют разрешить свадьбы по 500–600 человек, я говорю: вы сегодня свадьбу проведете, а всем составом на следующие выходные поедете на соболезнования к тем, кто умер после этой свадьбы, а на поминках еще раз заразитесь. При этом я аплодирую президенту, сказавшему, что не надо заставлять людей проводить массовые вакцинации, пусть люди сами придут к этому.

Интервью подготовил Николай Сергеев.