Был у одного старика сын. Очень своенравный. Сколько обид он приносил своим характером отцу, одному Всевышнему известно. Скажет отец слово, а он десять в ответ. Просит сделать так-то и так, а он все, наоборот. Даст совет, как поступить, а сын специально всё иначе сотворит.
И решил тогда старик показать сыну его поступки. Поставил в центре двора большой столб и сказал сыну, что теперь за каждое его деяние плохое и непослушание он будет вбивать в этот столб гвоздь.
Через какое-то время не было уже места, куда вбивать гвозди. Увидел это сын, и стало ему стыдно. Он поклялся отцу, что исправится. 
«Хорошо», — сказал отец. — Теперь за каждый твой хороший поступок я буду вытаскивать из столба по одному гвоздю». 
Сын и правда стал уважать отца. Слушать его и делать всё в точности, как он ему велит.
Прошло время и столб стал чистым. Сын увидел это и заплакал.
«Почему ты плачешь, сынок?» —  спросил его отец. — Надо радоваться, ведь ты стал хорошим человеком и гвоздей на столбе больше не осталось».
«Да, отец, верно. Гвоздей не осталось, но зато остались следы от них…».
Вот такая интересная притча. Как же часто мы совершаем поступки, не подумав о боли, которую можем причинить близким нам людям. Думаем, что всё можно исправить. Но это не всегда так, некоторые совершённые дела исправить нельзя или бывает уже поздно. И, даже исправив свою ошибку, все равно оставляем  раны и следы на сердцах людей, которых обижаем своими действиями. Как следы от гвоздей на столбе.
На основе этой притчи в далекие «нулевые» я и написал это произведение. О ней, притче, мне буквально в двух словах поведал друг и коллега Рамзан Данкуров. В те же годы она вышла в печать в нашей газете «Нийсо».Выпала, так сказать, свободная минута и решил порыться в архивах своего скромного творчества.  Если что не так, не судите строго. Впрочем, читатель всегда прав, если он искренен в своих помыслах.
 Умар   Якиев

В далекие добрые годы
В горном ауле одном:
Жили прекрасные люди,
И честь берегли, и свой дом.

И муж тут с женою красивой,
Растил сынишку, любя.
И жили, кажись, не игриво,
Вдруг к ним заглянула беда…

Супруга слегла, заболела.
Металась в жару до утра.
К обеду к Аллаху несмело,
Незаметно она отошла…

Старик горевал и не верил,
Что это случилось все с ним.
И жизнь по – иному он мерил,
По характеру стал уж другим…

Но жизнь продолжалась и годы,
За пазухой камень держа,
Готовили часто невзгоды,
Меж ними легла вдруг межа.

Он сына любил до безумства,
Супругу другую не взял.
Капризен был до упрямства
Юнец что уже подрастал…

С друзьями гулял по округе.
Трудиться вообще не любил.
И доброе слово о сыне
Услышать с надеждою жил…

Отец горевал одиноко:
Устал, постарел, даже сник.
И дни доживал не убого,
Пред ним силуэт вдруг возник…

Поникшим он голосом сыну,
Сквозь слезы сказал, не спеша:
«Раскрой мне, мой сын, ту причину,
От чего так устала душа?

Почему в этот столб загоняю
Каждый день по гвоздю поутру?
И тебя я при этом склоняю,
И слезу удержать не могу…».

Его отпрыск стальными глазами,
Посмотрел на отца и потом:
«Ни к чему мне игры с гвоздями
И с израненным этим столбом…»

«Ты запомни, мой сын, и навечно:
Тут за каждым гвоздем есть грехи.
Не мои, а твои, знай, конечно,
Эти годы забыть не моги…

Я устал, доживу одиноко.
В небесах твою встречу я мать.
Но, однако, мне очень обидно — 
Сын не будет отца провожать…

Меня други проводят в последний,
В печальный тот путь у крыльца.
Всех рассудит, конечно, Всевышний,
Потерял ты родного отца…»

Тишина воцарилась вдруг в доме,
Что порою нам очень нужна.
И они замолчали, как в коме.
Вдруг за сыном закрылись врата…

Он ушел, позабыв попрощаться,
Обнимая холодную ночь.
Стал по миру один сам скитаться.
Дом родной отвергая напрочь…

А отец одиноко, устало,
Доживал свои дни не спеша.
И соседа–друга не стало —
Оттого–то заныла душа…

Вот однажды, с утра, спозаранку,
К нему в дом постучался старик.
Он бальзамом пришелся на ранку.
К нему дед так доверьем проник.

Незнакомца два долго сидели,
И за трапезой речи вели.
Помолиться к обеду успели,
Все расстаться никак не могли…

«Мне в дорогу  пора», — извинившись,
Молвил гость, — «Вам спасибо за все».
Вдруг устало, в лице изменившись,
Гостя обнял старик за плечо.

«Мы гостей, аксакал, уважаем,
Ни к чему эти речи, слова.
От души их всегда мы в встречаем,
И грустим, коль уходят едва….

Я за сына веду разговоры.
Благодарен ему я по гроб.
Будут помнить его эти горы,
В трудный час он мне очень помог!».

На душе старика посветлело,
И дышать ему стало легко.
Хоть неспешно, но очень умело,
Вынул гвоздь из столба заодно.

А затем в этот дом приходили,
Старику поклонившись, сказать:
С его сыном как часто любили
В бренном мире другим помогать.

Уходили друзья, обнимая,
Дорогого отца–старика.
Ему счастья, здоровья желая,
Возвернулся чтоб сын с далека.

И слезу свою грустно роняя,
Он к столбу подходил, не спеша,
Из него снова гвоздь вынимая,
Улыбалась от счастья душа.

На столбе не остались хоть гвозди,
К старику все иду и идут
Незнакомые дальние гости
И за сына с ним речи ведут.

…Вдруг гроза разразилась над домом,
И на землю полились дожди.
Ночь припряталась тихо за громом
И соседи ко сну отошли…

А старик вспоминает супругу:
Жизнь как прожил он с ней, без неё.
Приходилось ходить  как по кругу
И растить малыша одного…

И в обнимку с печальною думой,
Он пытался заснуть хоть на миг.
Вдруг собака отметилась лаем,
Во дворе оказался старик…

«Заходи поскорей. Будешь гостем,
Хлебом–солью с тобой поделюсь,
Будет весело, знаю, нам вместе
И позволь я с тобой обнимусь!».

…Поутру, на рассвете с азаном,
К диалогу с Аллахом спеша,
Он в кунацкой вдруг встретился 
с гостем,
И в груди так завыла душа.

Пред столбом тот стоял на коленях,
Не заметил что даже отца.
Пребывал, без сомненья, в мученьях,
А из глаз же катилась слеза.

Растерялся отец не на шутку.
К горлу ком подкатил. Не дышать.
И в груди защемило так жутко,
Что ни сесть старику и ни встать…

Но он справился с этим недугом
И неспешно повел свою речь:
«Я с тобою общаюсь, как с другом.
Груз ошибок сумел ты свой сжечь.

Предо мною, людьми и народом,
Твоя совесть чиста, как роса,
Что ложится к траве рядом с домом,
Иль в глазах малыша, как слеза.

Я спокоен теперь и пред смертью:
В мир иной ты проводишь меня,
И с людьми поделюсь доброй вестью,
Однозначно, я рад за тебя».

…Сын стоял пред отцом на коленях,
Нежно гладил рукою он столб.
Пребывая, казалось, в сомненьях,
Как сыновний вернуть ему долг?

И рукою повел он по меткам,
От гвоздей, что остались в столбу.
«Они раной отметились в сердце, —
Сын сказал,  повернувшись к отцу.

Они, знаю, всегда кровоточа,
Твою грудь разрывают в куски,
Твои мысли и тело тревожа,
Жизнь  порой загоняют в тиски».

…Тут отца оставляем мы с сыном
И надежду питаем в душе:
Не случится что больше в их жизни
Столь жестоких ударов уже…

Этой притчи мораль нам известна,
Что проблемы отцов и детей,
В этом мире случаются вечно,
Разрешить бы нам их помудрей.

Чтобы совесть не грызла нас после,
Чтобы имя сумели сберечь.
Сообща нам подумать бы вместе,
Меж собою мосты как не сжечь.

Только так мы мораль нашей жизни
Сохраним, однозначно, спасем.
Дети наши не будут капризны,
Благородству коль оду споем.