Размышляя о трагедии 40-х годов прошлого столетия, мозг затрагивает многие периоды жизни чеченцев, ингушей. Некоторые, и это не секрет, умудрились до наступления этого вопиющего факта против целого народа, перевоплотиться в другие… национальности. И, благодаря своей, скажем, ушлости, оставшись неприкосновенными, продолжили свою жизнь на родине — в своих домах, у своих очагов. Кто знает, может быть у них были родственники или близкие в органах  и поэтому они были заведомо осведомлены?Времена были страшные и у меня нет права их осуждать за то, что, узнав о предстоящей трагедии, они не поделились с соседями, родственниками. Но я имею право их презирать за малодушие, за то, что они без зазрения совести, смотрели вслед обреченным на голод и смерть; тем соседям, с которыми долгие зимние вечера собираясь по очереди друг у друга, ели кукурузные лепёшки за достарханом, а в тёплое время года косили траву, собирали хворост на опушке леса, пили воду из одних и тех же родников. Каково им было оставаться в опустевших населённых пунктах, где не слышно плач и смех соседских детишек,…Ведь не в тот же день заселили в освободившиеся дома. Хотя… это тоже было сделано оперативно, так же, как и само выселение. Более того, эти же отщепенцы, не побоюсь этого слова, в меру своих возможностей, старались помешать вернувшимся через годы чеченцам в свои села.
Доносы, сплетни, провокации, неправильная информация о месте расположения сёл… Да мало ли что могло прийти в их воспалённые предательством мозги!
Конечно, как и во все времена, не обходилось и без трусости. Мужчина преклонных лет рассказывал, что во время медкомиссии по набору его ровесники-односельчане на вопрос о состоянии здоровья бодро отвечали: «Ничего не болит !». А он же, смекнув, что новобранцев разделяют на два противоположных ряда, согласно их ответам, понял  и… пожаловался на головные боли и обмороки.
«Ни один из них не вернулся, а я вот — живой!» — хвастался он. Придавал ли он значение своим словам и нашему неприятию его поступка? К стати, все те, кто тогда ушёл на фронт, кто по призыву, кто добровольно, погибли в сталинграадской битве. Одно утешение — тот дед, в самом деле, не был чеченцем.  «В жизни всегда есть место подвигу»,  — конечно, не мои слова.
Мой односельчанин и центороевец по происхождению Эми, по каким-то обстоятельствам не воевал на фронте. Он был разведённым молодым человеком. Его бывшая жена — чеченка, к февральским событиям успела выйти за кумыка и стать матерью двоих сыновей. В те роковые дни они гостили у брата. Увидев бывшую жену с детьми среди выведенных для выселения односельчан, Эми бесстрашно подошёл к конвоиру и обьяснил, что она и её дети не чеченцы, а, значит, выселению не подлежат. Он спас их, а сам через полгода умер в Киргизии. От чего — гадать не приходится. 
А один из спасённых Эми сыновей его бывшей жены ни много, ни мало, в конторе Боташюртовского сельского Совета в 1974 году произнёс страшные слова: «От салып ольтережедым бу  мичкхишлланы!». Он не знал, что я понимаю его язык, а я, молодая 18-летняя девчонка, конечно, не смолчала. До сих пор помню его испуганное побелевшее лицо. Нет, не меня он испугался. Он, такой «белый и пушистый», мог «раскрыться» во всей своей красе перед моими односельчанами. Понятное дело, на моё молчание он даже не надеялся. Этот инцидент постаралась сгладить  председатель сельсовета Хабат Гусейнова, убеждая меня в том, что я не так поняла, попросила не довести слова своего секретаря до родителей, односельчан. Естественно, на «мировую» я не согласилась.
Но весь пародокс в том, что мне не поверили ни дома, ни в школе. Это же надо уметь так перевоплощаться и годами скрывать свою подлую душонку! Может быть, ещё живёт и здравствует тот, кто мечтал нас сжечь. Но мне такой дед и отец с кроличьей душой никак не был бы нужен.
Не будем говорить о тех, кто, уже будучи в высылке, тоже «перевоплотившись» в другие национальности, пораньше вернулись в родные края. В конце концов, каждый выживает как может. К тому же, чеченцы уже освоились на новом месте, обустроились и наравне с местными жителями продолжали трудиться во имя той родины, которая предала их, навесив совершенно не имеющий под собой почву, на нас ярлык предателей. Время все поставит на свои места.
А мы? Мы не столь злопамятны — поддерживали и продолжаем поддерживать отношения с кумыками из Боташюрта и Кяхулая, жившими в наших домах. На нашем сельском кладбище некоторые из них до сих пор хоронят своих умерших родственников. И доа (пишу, как мы, чеченцы, произносим это слово), которое читается при входе в это последнее пристанище человека, адресуем им тоже.
Как говорится: как с нами, так и мы… Говорят же, человек должен помнить как хорошее, так и плохое. И мы не из тех, кто подставляет вторую щеку. И предать забвению злодеяния по отношению к себе — целому народу, откровенно говоря, нет желания и, надеюсь, не возникнет и в будущем.
«Детям своим  расскажите о них, чтобы запомнили. Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили…».  И пусть Р. Рождественский посвятил эти строки не чеченцам и ингушам, я, почему-то, уверена, узнай он всю гнусность этой трагедии, адресовал бы и нам, безвинно пострадавшим, убиенным, но восставшим из пепла. Вопреки лжи и подлости, предательству и коварству, жестокости и лицемерию.